Особиста Думка

Дмитро Кащенко – командир танкового батальйону: “Мені соромно надягати Орден Богдана Хмельницького, тому, що такий самий орден у загиблого Сашка Лавренка, але ми заплатили різну ціну.”

By Квітень 11, 2016 No Comments

12573059_10207443195429468_242307901871077838_n

ДМИТРО ВАЛЕРІЙОВИЧ КАЩЕНКО – ПІДПОЛКОВНИК ЗБРОЙНИХ СИЛ УКРАЇНИ, КОМАНДИР ТАНКОВОГО БАТАЛЬЙОНУ 93 ОМБр, НАШ ТОВАРИШ І ПОМІЧНИК  ПРОЕКТУ УЄП “ДОПОМАГАЄМО УКРАЇНІ РАЗОМ”

«1997 року закінчив середню школу із золотою медаллю, 2001-го — Харківське гвардійське вище танкове училище з відзнакою.

Служив командиром взводу, командиром роти, начальником штабу — першим заступником командира батальйону, командиром батальйону.

Спочатку ніс службу під Новомосковськом — 87-й танковий полк, з 2005-го — у 93-й бригаді.

Командир танкового батальйону 93-ї окремої механізованої бригади. Під час проведення боїв на Донбасі 21 липня 2014 року зведеному підрозділу Кащенка поставлене бойове завдання: вибити противника із укріплень поблизу Пісків – це дозволило б  розблокувати Донецький аеропорт. Задля уникнення витоку інформації підполковник нікому не повідомив квадрат, куди висувався підрозділ, очолив основну групу, другу — танк та БМП — капітан Олександр Лавренко. По блокпосту мали вести вогонь українські артилеристи, однак працювали лише мінометники.

Вступивши у візуальний контакт із противником, Кащенко віддав наказ вести вогонь. Кілька танків увірвалися під міст, де знаходилися терористи і відразу відкрили по них кулеметний вогонь. Командирський танк вибрався на гору — для оцінки обстановки, навідник побачив у кущах замасковану гармату, одним пострілом гармату з її розрахунком знищено. Головна бронегрупа атакувала терористичний укріпрайон з двох сторін, машини рухалися уступами — прикриваючи одна одну, піхота спішилася для штурму та зачистки позицій.

Загін капітана Лавренка вів бій з терористами на блокпосту, знищено танк, десятки терористів, два мінометні розрахунки — планували вдарити в тил основним силам тактичної групи. У тому бою капітан Лавренко загинув — підірвав себе разом з танком.

Підрозділ Кащенка провів зачистку нижніх укріплень, зібрано багато трофеїв, серед них — великокаліберні кулемети, РПГ, різне важке озброєння. Підполковнику доповіли, що екіпаж одного із танків, що вирвався вперед, потрапив під обстріли з РПГ та загинув. Після того по мобільному Кащенку зателефонував механік-водій з підбитого танка, група рушила на допомогу. Підполковник поставив завдання бойовим машинам та снайперам створити прикриття, його група вибивала терористів, які засіли в будинках. Після створення коридору підполковник зателефонував механіку-водію підбитого танка, та домовився, що вояки вийдуть у білих пов’язках.

Танкісти встигли добігти до своїх, по тому терористи зусібіч відкрили по них прицільний вогонь — з АГС-17, мінометів, автоматичної зброї, підрозділ ледь не опинився в класичній «підкові». Комбат негайно дав наказ на відхід, при відході кілька бійців були поранені, Кащенко зазнав вісім поранень, в обидві ноги, втратив багато крові.

Проходив лікування в одному з медичних закладів. Доліковується вдома під турботливим наглядом дружини.»

Джерело: Вікіпедія

dmitro-kashhenko

фото Дмитро Кащенко facebook

«Перед боем я изначально не скрывал от личного состава, что мы оттуда все не вернемся. И перед тем как дать команду “по машинам”, собрал ребят, перед всеми извинился, потому что, ну черт его знает, кто вернется, а кто нет. Правда, про себя лично чувствовал, что все со мной будет в порядке, а вот по тем, кто должен погибнуть, это бывает видно и по глазам, и по поведению. Некоторые в чистое одеваются. Например, Саша тогда опоздал в строй, потому что он пытался как-то помыться. Пришел в новом камуфляже. Я его еще ругал за это, мол, куда он собрался – на парад или воевать?

Я кадровый военный, поэтому воевать – это моя работа. Родился в Днепропетровской области. С 97-го года по 2001 учился в танковом харьковском училище. А потом распределили в 87-ой танковый полк 93-ей дивизии (После переформирования танковый батальон 93-ей бригады). Начиная с командира взвода в 2001-ом дослужился до командира батальона – назначили в 2010 году.

14222142_1770717696512674_1536531577516513593_n

фото Віка Ясинська

На начало войны я уже командовал батальоном седьмой год.

Пока была первая мобилизация, прежде чем начать воевать, пришлось пройти много нюансов: приведение техники в порядок, партизаны, пьянки, бунты, недовольства. Где-то нужно было уговаривать, где-то силой, по-разному было. Надо отдать должное командиру бригады Микацу, он, во-первых, человек волевой, а во-вторых, не разменивается на мелочи. В армии ведь как: командиры взвода, роты, комбаты должны соответствовать званиям, а он давал волю для полета фантазии командира батальона, то есть ты комбат – бери работай. Есть конечная цель и как ты решишь свою проблему – твое дело.

По списку у меня было 46 боевых машин. Конечно, некоторые были не ахти, но с двух-трех одну собирали. В этот состав входили и учебные машины, которые использовались только на занятиях. Мы с некоторых боевых снимали детали, ставили на учебную, и она ехала на фронт. В итоге получилось отправить на войну 40 машин. В каждый пехотный батальон ушло по 10, а батов было 3. Оставшиеся 10 танков возглавил я. Мне дали пехотную роту, разведвзвод и вывели в резерв командующего сектором “Б”.

В целом, война для танков была летом 14-го и зимой 15-го года.

Основные задачи – штурмовые действия, и для меня это было дико, ведь я танкист, и какой из меня нафиг штурмовик? Но есть приказ, и его надо было выполнять. А помощью для меня был интернет: сидел читал, как делали в той же Грузии, Абхазии, Осетии, Чечне. В общем, учился сам, а потом работал с личным составом.

Где-то 8 июля мы приехали в Андреевку ( Марьинский р-н, под Курахово, – ред.), там был базовый лагерь. Мы должны были взять “в клещи” Нетайлово и Уманское и выгнать оттуда сепаров. Аэропорт был наш, но в окружении врага, поэтому постепенно от села к селу мы двигались в сторону аэропорта, выставляя свои блокпосты.

В Тоненькое мы заходили на 6 танках и на 4 БМП, остальные обеспечивали охрану блоков, которые выставляла вторая БТГр, это было в районе 15 -16 июля. В Водяном задача была пошуметь, провести разведку боем, но мы туда дошли, сепары сильно по нам лупанули из минометов. Это был первый серьезный обстрел. Я тогда еще пытался геройствовать – на броню сел, а пехота вовнутрь залезла, то есть была во мне такая киношная романтика, но быстро закончилась, потому что потом бывало достаточно страшно. Мы видели, откуда по нам ведется огонь, но вокруг жилые дома и стрелять танку было очень несподручно, доложил комбригу и он насыпал по врагу из артиллерии. Мы отошли к Северному, заняли оборону, переночевали. Ночью ко мне приехал командир взвода разведроты Варвар – сейчас он начальник разведки 54ой бригады и дал задачу куда двигаться дальше. А у меня не карта, а обрывок был какой-то, мы по ней примерно посмотрели куда ехать. Выпустили сигнальные ракеты – наши ответили, а все равно хер поймешь, где это, планшетов же не было тогда, поэтому мы Опытное случайно объехали.

В своих действиях я старался следовать примерам известных военных, думая о том, что раз у них получилось, значит, и у нас получится. Например, заявить один маршрут, а поехать совсем по-другому.

На Зенит мы добрались уже на 5 танках и на 3 БМП, потому что один танк и одна БМП остались с Варваром. Там поделились пополам: 2 танка и 2 БМП осталось у меня, а у покойного Саши Лавренко – 3 танка и одна БМП. Я остался, а Саша поехал в аэропорт.

А учитывая окружение, Зенит и аэропорт тогда даже в сообщении друг с другом не были. На метеовышке стоял наш третий полк спецназа, а посадка рядом кишела сепарами. Меня еще Редут, Андрюха, начальник штаба спецназовцев спрашивал, как мне доехать удалось, ведь и сепары, и минные поля вокруг. Я даже не знал, что ему сказать, кроме как, что дуракам, наверное, везет. И потом мы тоже успешно по сепарской территории катались, в аэропорт ездили.

С ним же, с Редутом, я пробежался по старому терминалу. Он показал мне, где и как у него все расположено. Пришли на новый терминал, прошлись и там, посмотрели куда ходить нельзя, а куда можно. По нему меня провел Женя, позывной Скаут – старший лейтенант, он погиб, а хлопец был классный. Затем с Андрюхой мы съездили на пожарку и вышку управления полетами, поднялись, посмотрели на Пески, он снова рассказал мне, кто где стоит, чтоб я составил себе общую картинку.

Мы готовились к прорыву. Вместе с комбригом поехали к генералу Хомчаку. Он нам с Микацем поставил задачу, а Микац уже более конкретно расписал ее мне: между Донецком и Карловкой шла дорога через Пески, Первомайское, Уманское, Нетайлово. Мы должны были деблокировать дорогу. Между Первомайским и Песками был недостроенный мост, под ним у сепаров стоял очень мощный опорный пункт. Это где-то в километрах пяти от Донецка, а может и меньше. Позже этот блокпост назвали “Республика мост” и нам нужно было очистить этот участок от врага. В этот момент наши ребята – 5-я рота 2-го бата, покойный Серега Колодий и Кирюха Недря штурмовали Карловку. Смысл был в том, что мы обрезаем Пески, они Карловку и соответственно, сепары из Нетайлово и Уманского уходят, потому что дорога для передвижения – наша.

Я сразу доложил комбригу, как вижу ситуацию и свои действия: зайти через Пески, там выйти на трассу, она называется улица Мира – символично как-то звучит. В этот момент со стороны объездной дороги заходит Женя Межевикин, он тогда командовал ротой на БТРах, и батальон “Донбасс”, и вместе с нашим вторым батальоном зачищают Пески. Выполнение задачи мы должны были начать 21 июля, в 8,30 утра. В 8 часов уже были на позиции. Еще до этого обговорил с Редутом, что он поставит минометы, чтоб крыть сепаров при необходимости.

В 5 утра я лег поспать, минут 50, наверное, проспал. Андрюха мне кофе принес. Помню, я смеялся, что мне еще полковники кофе в постель не носили, а я по званию подполковник. Редут мне дал огромный снимок местности, и я пошел собирать людей. Снаряги у нас тогда особо не было, в моей БТГр – ни касок, ни разгрузок, ни броников, вообще ничего. А на мне самом был только маскхалат, подаренный начальником разведки Андреем Пилюком, афганский “лифчик”, пошитый за свои, на голове – бандана, в руке – автомат и все.

Построил своих 47 человек, а технику решил разделить на две части: 4 танка и 2 БМП у меня и один танк и одно БМП у Саши. Он со своими поехал к блокпосту возле “Вольво-центра”, а это такое место, где у сепаров как таковой техники не было, но они могли выскочить на нас сзади, потому задача Саши была прикрыть нашу спину. А за это время я должен был взять мост, пехота зачистила бы Пески и село было бы наше. Но вышло так, что эта затея стоила жизни и Саше, и экипажу.

Саша Лавренко был моим хорошим другом. Наша совместная служба началась тогда, когда я стал командиром роты, а он ко мне пришел молодым зампотехом. За то время пока я воевал, изо всех потерь, это та, которую я никогда себе не прощу. Не скажу, что я себя съедаю за это, да и не виню, просто теперь понимаю, что все можно было переиграть иначе.

55b0a933208e3
Перед боем я изначально не скрывал от личного состава, что мы оттуда все не вернемся. И перед тем, как дать команду по машинам, собрал ребят, перед всеми извинился, потому что, ну черт его знает, кто вернется, а кто нет. Правда, про себя лично чувствовал, что все со мной будет в порядке, а вот по тем, кто должен погибнуть, это бывает видно и по глазам и по поведению. Некоторые в чистое одеваются. Например, Саша тогда опоздал в строй, потому что он пытался как-то помыться. Пришел в новом камуфляже. Я его еще ругал за это, мол, куда он собрался – на парад или воевать?

Когда мы выдвинулись, что-то не срасталось с пехотой, и нам пришлось стоять и полчаса молотить двигателями на месте, в ожидании пехоты. А не срасталось почему, потому что “Донбассом” командуют люди, которые непонятно кому подчиняются. Грубо говоря, просто не было нормального взаимодействия и огромный минус – это отсутствие единого командования. А еще один немаловажный нюанс – это наша техника. Ее можно назвать грубым словом “непросравшаяся”. Она то не заводилась, то клинила. И это несмотря на то, что с 6 утра до 7,30 мы ее готовили к бою.

Когда мы, наконец, выдвинулись, колонну возглавил Скаут, он провел нас через Пески, по набережной, вдоль церкви, а затем за ним приехала машина и забрала. Я ушел 4 танками и 2 БМП направо, а Саша Лавренко налево. Мы дошли до моста. Я глянул на часы – как раз было 9,04, и доложил комбригу, что начинаю работать. Мы сделали по два выстрела из 4 танков, а потом поделились на две группы, то есть по 2 танка, чтоб охватить мост с двух сторон.

Машины, которые ушли под мост, возглавил Паша Вовк, старший лейтенант – смелый отчаянный старлей. Служил в Афгане, его сильно там покоцало, имеет не один орден за тот период. А я пошел обходить мост. Понятно, что это серьезный первый бой, поэтому были косяки: пехоте дал команду “все на себя”, а они оставили боеприпасы в БМП, то есть что-то не взяли, что-то не загрузили.

А еще техника добавила проблем: у меня в танке все работало, но после первого выстрела механизм заряжения отказал, пулемет начал клинить. Это все приходилось вручную заряжать. В общем свою часть моста мы все равно зачистили, сепаров оттолкнули к Первомайскому. Вернулись под мост, объехали, но пацаны оттуда начали отступать, потому что патроны закончились. А у Паши БМП раненых увезло. С моей части группы одно заглохло ее нахрен там и оставили. Один Пашин танк сгорел – он прорвался в Первомайское. В принципе, мы туда не должны были входить. Но огонь кругом, и механик в дыму, не видя дороги, туда выскочил. А там их, видать, в бочину сепары резанули из гранатомета.

Я вернулся, остановил пехоту, которая ринулась отступать, а Паша за ними бежал и кричал “всех расстреляю”. Расспросил у пацанов, что случилось, хотя ясно, что боялись, патроны ведь позаканчивались. В общем, их можно понять, психологически тяжело. Но мы с ними своими патронами поделились и завернули с Пашей опять под мост. Сепары начали снова нас щимить, и нам пришлось заново оттуда их выбить. Когда заняли оборону, а я все думал про тот танк, который сгорел, что люди погибли. И тут мне на мобильник звонит незнакомый номер. Я обычно на незнакомые номера не отвечаю, тем более во время боя, и не знаю, чего я взял трубку, но это оказался Саша Вряшник механик-водитель сгоревшей машины. И говорит: “Блин, комбат, мы тут живые, но танк сгорел и сепары вокруг”. Я спрашиваю: “А где вы есть?” А Саша отвечает: “Та тут в огородах, сейчас что-то будем делать”. Я с ним поговорил, а сам думаю: “Твою ж мать”. Ясно, что надо было выручать. Подошел к некоторым пехотинцам, чтоб пошли со мной. Танк этот был метрах в 400 от моста, в сторону Первомайска, там до сих пор пятно на асфальте, и с одной стороны разваленный дом, а с другой – полуобгоревший, оттуда-то, наверное, и прилетело им со стороны. В общем, согласился со мной идти Паша Вовк, взял АКС, пристегнул два магазина и говорит, что готов. А я у него спрашиваю: “Что, с двумя магазинами пойдем, что ли?” А он мне отвечает, что с одним весь Афган объездил и ему хватало. К нам подключился солдат Олег Посохов и тоже изъявил желание идти пацанов выручать. Мы с Пашей поставили два танчика, они пошли чуть уступом вперед. Паша стал посредине, а мы с Олегом по бокам, так, чтоб они нам спины закрывали. Паша держал сектор впереди, мы слева и справа, а пацаны под мостом – сзади. Объехали мы этот сгоревший танк, заехали за него и начался обстрел. Я позвонил Вряшнику и говорю: “слышишь, где работают двигатели? И там же ваша сгоревшая машина, так что выходи и чисть в этом участке”.

640x480

Мы, когда двигались по улице, – то там сепаренок, то там сепаренок. Постреляли их.

А наши, когда выбегали, предупредили, что они будут с белыми повязками на голове, чтоб по ним хоть не попали. Когда мы их увидели, я махнул Паше рукой, что отходим. А он дал команду механикам, чтоб двигались назад. И в этот момент там такое валево началось со всех сторон – из каждого дома, окон, погребов – ощущение, что по тебе стреляют отовсюду. Олежку Посохова ранило, я к нему кинулся, осмотрел, пуля пробила тело. Но повезло, что легкое не зацепила, а меж ребер пошла на вылет. Когда Олег сказал, что терпимо, я побежал на свое место, но пока в этот момент мне прострелило две ноги. Упал от боли, немного покричал, а потом просто перестал чувствовать ноги. Сначала думал, что их оторвало, но нет. Кровища течет, хер пойму откуда, тогда я тряпки с маскхалата пытался пихать в дырки, чтоб закупорить хоть как-то. Подбежали пацаны из экипажа, с которым мы ходили, и вытянули меня на броню. Но тут наш танк начал крутиться, столкнул пушкой, и я упал. А вдобавок он еще чуть на меня не наехал. Я ползу, а ноги не работают. Асфальт горячий – жарища, вокруг стреляют, в общем – весело. Я кое-как отполз, поднял руку, меня наводчик Олень, фамилия Олейник, – здоровый такой буйвол, на башню закинул. Пацаны мне кричат, что комбат, давай в башню падай. А у меня был пехотинец один, я его напряг с нами пойти, так он в башне спрятался. Я до люка дополз, а он, сука, сидит и скулит: “Может, мне вылезти?” Я ему говорю: “Да сиди уже, черт с тобой”. И вот думаешь, какие все разные, то ли дело мой наводчик Афоня, срочник. Когда снаряды закончились, он на броню вылез и патроны заряжал. А я ему, еще, когда мы только под мост выдвинулись ору: “Бл#дь, в башню залезь!” Он оказался контуженным и не слышал. И я помню, что “трах-бах”, все горит, стреляют кругом, а Афоня сидит и патроны заряжает. Худенький такой, маленький.. Тогда я ему своей кулачиной в шлемофон постучал, чтоб в башню залез. Я очень боялся, что убьют пацана, 18 лет всего. Дите…

Когда мы подъехали мы под мост, кто-то из пехотинцев перетянул мне ноги. И Паша Вовк говорит, что, комбат, жопа нам – патронов почти ноль; отходить будет тяжело. А я ему: “Так, ставь танки, людей между ними и будем двигаться”. Когда начали отходить, я периодически терял сознание от потери крови. Тогда командовать начал Паша, а я просто вставлял какие-то пять копеек в его действия.

Во время отхода, нас начал щимить “Техноторг” – это магазин вдоль дороги, там раньше продавалась сельхозтехника. Но наши танчики не растерялись, пулеметы повернули и стреляли по противнику, а ехали с такой скоростью, что пехота между ними могла не идти, а бежать.

Отступили мы в сторону Саши Лавренко к “Вольво-центру”, там организовали пункт сбора раненых. Саша хорошо повоевал, он три сепарских автобуса расстрелял, которые хотели зайти в нашу сторону, со спины. А потом выскочили два танчика на него, он один подбил, а со второго экипаж просто выскочил и убежал. Еще Саша взял блокпост, на котором мы потом собрались. Но, когда, начали по позиции крыть вражеские минометы, Саша поехал в сторону этих минометов и гуслями их давил, а они его сожгли. И когда пацанов доставали, то механик и наводчик были мертвые, а Саша себя подорвал гранатой, потому что его бы сепары четвертовали за то, что он им натворил. Мы ему за эти подвиги просили Героя Украины, но ему дали год спустя только орден Богдана Хмельницкого III степени (посмертно). А его экипажу – “За мужество” III cтепени.

У меня вопрос, почему Саше не дали Героя Украины? Там, оказывается, смотрят, постоянно он делал подвиг или не постоянно. Мне бы, честно, хотелось ударить того, кто это придумал, несмотря на должность. Потому что ты езжай туда и просто попробуй, на “ноле” (нолевой блокпост, – ред.) посиди, и я посмотрю какой будет героизм, там даже в туалет порой стремно идти, не то что на сепарские минометы переть.

За операцию в Песках я тоже получил орден Богдана Хмельницкого III степени. Но мне, например, стыдно надевать этот орден, потому что такой же орден у Саши, только разница в том, что Саша мертвый, а я живой. Мы заплатили разную цену за эту награду.

А вообще мне непонятно, как работает эта система награждения. У меня есть такой сержант смелый-пресмелый Саша Чапкин – это пацан, который начал войну в 18 лет солдатом-срочником. В нем смелости на десятерых таких, как я хватит. Да и человек он сам по себе обалденный. И это, наверное, единственный солдат, с которым я советовался, если надо поработать, то как это лучше сделать. У Саши есть такой талант, как виденье боя. Много раз его представляли к награждению, но без толку. Такая же история с командиром сгоревшего под Песками танка, Казаченко – он тоже срочник, и горел потом еще не раз!

По итогам, в Песках нам здорово помогли правосеки. Если бы они вовремя не подъехали, то было бы намного хуже. А так, с ними мы чуть-чуть выровняли ситуацию. Вывезли раненых, один был средней тяжести, а остальные все – тяжелые. Меня тогда тоже эвакуировали и отправили в госпиталь.

Второй раз, после реабилитации я вернулся на фронт в октябре и снова получил ранение.

Я ведь в бункерах не сидел, не люблю я этого дела. Не скажу, что мне нравится воевать – это никому не нравится, просто хочется быть, наверное, нужным и чувствовать себя востребованным. Поэтому я все время пытался быть рядом с солдатами, но обычно там, где солдаты, там убивают. В общем, второй раз меня ранило в ногу, спину и голову во время минометного обстрела.

Я не планировал ехать тогда в Пески, просто приехал Женю Межевикина поменять. Сказал ему: “Давай, Женя, домой, хоть дней 10”. Он меня ввел в курс дела. Нужно было сопровождать колонну 79-ой бригады, тогда их комбат Майк командовал обороной аэропорта. А работала в том районе тогда первая бригада – танкисты.

Подошел ко мне боец, у него на машине какая-то фигня не работала, попросил посмотреть. Я каску и броник снял, потому что в танк не залезу в этом всем. И вот я к машине иду и только “бэм-бэм-бэм” – давай по нам сыпаться – обстрел, в общем. Вот меня и зацепило. Я упал, закрыл голову рукой, а кровь сквозь пальцы струйкой бьет, и мне кажется, что мозги лезут. Серега Каюн, заместитель штаба батальона, перематывает мне башку, а я говорю ему: “Владимирович, посмотри, там мозги лезут”, – а он смеется: “Если бы у тебя мозги лезли, мы бы с тобой уже не разговаривали”. Помню, мы с ним тогда еще каких-то раненых пытались таскать. Правда, у меня с трудом это получалось, потому что контузия, череп проломило, три дырки в ноге, одна в спине – ходить тяжело было. Но уже когда в госпиталь в Днепропетровск приехал, там я перестал понимать, кто я, где и так далее.

После второй реабилитации и отпуска – с марта по лето мы были в Водяном. Танки у меня везде стояли и в самом Водяном, и Опытном, и Песках.

Я приехал, а там стояла третья рота – это новая волна мобилизации, они в работе не были. И мне пришлось возглавить это дело. Особых боев тогда не было, но на Пасху был замес неплохой в Песках, сыпалось, наверное, так же как и осенью. Там же мы еще пару раз выходил в работу на свой страх и риск, потому что стрелять, конечно, нельзя, но сепары-то насыпают – из танков стреляют. Саша Чапкин со своим механиком Андрюхой Галатом работали там постоянно. Поэтому, когда они начинают бить, все равно едешь отвечать. А в основном тогда уже мы научились стрелять из закрытых огневых позиций.

В августе 15-го я поехал в отпуск, а сейчас у меня учеба в Национальном университете обороны Украины. Так что пока что грядет 2 года учебы, а потом уже куда Родина прикажет, туда мы и поедем.

Если подытожить, то вот эти все громкие высказывания, что мы делали одно дело – это все классно, но у каждого война была своя. А для меня – это выполнение своей работы. Вот если бы украинцы убивали в какой-то другой стране, то мне было бы на это дело глубоко насрать, потому что чего вы туда поехали? Вас туда звали – нет! И если вы там погибли, то сами виноваты. А убивать украинцев на территории Украины – вот так быть не должно. Кто-то должен за это отвечать. И тот, кто пришел это делать, должен быть наказан, независимо от того, украинец он или не украинец.
Джерело: Віка Ясинська Цензор.НЕТ

Фото УЄП :

13880118_10208942723436731_6349737690404186465_n

 

11048664_10205247360134958_3882073549047202422_n

 

11148218_10205872851051840_6091267919084107202_n

 

10456815_10205239018006410_6377634111202127741_n

 

1779772_10205014786920773_3315133898299660823_n

 

 

Leave a Reply